Кара-Тобе мертвый город показался пустым. Бекир понял, что они дошли до подъемной шахты, когда потянуло смрадом падаль. Он вспомнил бешеный скачок в неизвестное, когда, спасаясь от бурной бури, они направили тулпаров под землю. Выжить удалось не всем. В памяти всплыл последний вскрик раненого тулпара, когда Сейдамет перерезал страдальцу горло.

Кемаль-шейх остановился у железной двери, ведущей к шахте, и зашептал молитву, перебирая бусины на четках. В Кара-Тобе верили, что

Кемаль-шейх поднимал лифт из подземного города на поверхность с помощью молитвы, другие утверждали, что старик способен творить чудеса; Джанике-ханум считала, что шаману удается поддерживать связь с поверхностью благодаря знанию механизмов.

Бекиру очень хотелось узнать, как это происходит на самом деле, зато он, не сводя глаз, юркнул мимо старика, а когда оказался в шахте, едва сдержал подступивший к горлу кашель и завтрак. У носа, выбивая слезы, ударил вонь крови и гнилых требух.

— Плохой запах — плохая примета, — прошептал Ниязи и закашлялся.

Бекир участливо посмотрел на друга. Мальчик-лисенок имел значительно лучшее обоняние.

Когда в шахту вошел последний, Кемаль-шейх поднял руки, потряс посохом и чётками и, хватая ртом воздух и стараясь не дышать носом, быстро заговорил:

— Благодарим Бога Вспышек за перерождение и возможность быть частицей

единства. Вам нельзя остаться, но мы будем за вас молиться. Ритуал вы знаете. Думаю, можем переходить к существу. — Кемаль-шейх подошел к железной коробке в стене, рядом тянулись крепления для древнего лифта. Бекир не мог поверить, что столь большой механизм до сих пор работает.

— Отвлекитесь, — пропищал Мастер Ключей.

Собакорилый и тулпароголовый демонстративно заслонили Кемаля-шейха спинами. Болбочан лениво покрутил рукой, мол, отвлекитесь, раз уж так просят. Отряд, посмеиваясь, развернулся лицом ко входу. Кемаль-шейх открыл железный ящик и дернул несколько рычагов. В недрах штольни загудело.

Электрические лампы мигнули. С железным визгом и стуком начал пробуждаться неизвестный механизм.

— Пусть, — сказал шаман. — Можете обернуться. Для включения лифта необходимо знать шифр. А его знаю только я.

Кемаль-шейх коснулся кнопок с цифрами. Рядом с ящиком замелькали разноцветные лампочки. Бекир как очарованный наблюдал. Впервые перед его глазами давние механизмы заработали. Джанике-ханум был прав: Кемаль-шейх умел ими управлять. И в то же время это было магией, потерянными знаниями, которые Бекир так стремился вернуть.

Вверху заскрежетал металл. Звук нарастал. Бекир задрал голову и увидел движение.

Кабину из прозрачного пластика защищали стальные решетки. Они давно утратили цвет.

В некоторых местах расползлись желто-зеленые пятна.

— Ничего не прикасайтесь! — рявкнул Кемаль-шейх. — Эта желтая мерзость

— монстр, способный сожрать живьем. В первые дни создания отсюда пытались бежать операторы пусковой установки — и превратились в живую плесень. -

Шаман обнажил испорченные зубы. — Если она попадет на кожу или в легкие, то через несколько часов вы превратитесь в груду зловонной трухи. Но сквозь пластик не пролезет. Инструкция такова: вы зайдете в кабину, я прикажу лифту подняться, а когда выйдете наружу, отправлю следующую партию. Сначала люди, потом животные.

— Ты хочешь, чтобы мы забились в эту стеклянную коробку? — оскалился

Шипохвост.

— Не будь дураком, скользкое мясо, — осадил его Болбочан и кивнул на

Сейдамета, мы поднимались, и с нами все хорошо.

Остальные армейцы закивали на слова руководителя. «Не очень уверенно», -

подумал Бекир. Прежде чем он успел решить, боится ли древнего механизма, раздался визг Ниязи, а в нос ударил запах горящего меха. Бекир раньше других понял, что произошло. То ли от страха перед лифтом, то ли от рассказов шамана дар Черной Коровы неожиданно начал действовать.

— Ты меня обманул! Это не буяки! Ты украл детей! — заорал шаман. -

Держите их!

Началась суматоха. Болбочан бросился к старику. Другие армейцы оцепили здоровил. Бекир видел только испуганные глаза Черной Коровы.

— Воды! Дай воды!

Ниязи не сразу понял, чего от него хочет Бекир. Вдвоем им удалось найти бутылку и залить водой руки девочки. Черная Корова осела, Бекир едва успел схватить ее под руки, чтобы она не шлепнулась на каменный пол.

— Хватит! — раздался голос Кемаля-шейха.

Его держал Болбочан. Лезвие ножа касалось сморщенной шеи старика.

Собакорил опустил руки и недовольно зарычал. Тулпарообразный лежал на полу. Рядом с ним хрипел тулпар с разорванным горлом, еще дальше стонал откинутый всадник.

— Ты презренный предатель и лжец. Ты пренебрег гостеприимством. Пролил кровь в доме, что тебя приютил, — застонал шаман.

— Это ты лжец, Кемалю-шейху, — Болбочан тяжело дышал. Усы безумно прыгали. — Ты знаешь пророчество. Оно записано в сказаниях о жизни Бога Вспышек. Этот мир спасут ангел огня и ангел жизни. Дар девочки свидетельствует, что она избрана. Ты хотел оставить ее себе.

— Ее дар — случайность. Парень пуст. Бог вспышек так к нему и не заговорил.

— Что за пророчество? — спросил Бекир.

— Сказка о джине огня и ангеле жизни. Азиз-баба ее сто раз рассказывал, — испуганно прошептал Ниязе.

— Ты уедешь с нами. А этот, — Болбочан кивнул в сторону Мастера Ключей, –

нас поднимет. Потом, когда мы выйдем, спустит тебя. — Болбочан приказал армейцам и детям залезть в лифт.

Уже в дверях кабины он развернулся к Мастеру Ключей и сказал:

— Если ты остановишь лифт, мохнатое мясо или попробуешь вернуть, я убью

Кемаля-шейха.

Когда люди зашли на платформу, Болбочан в последний раз взглянул на тулпаров и дернул за ручки. Дверь лифта захлопнулась.

Лишь через несколько ударов сердца мужчины поняли, что движение их не убило, и начали переговариваться. Для всех места было мало. Бекира подпирали со всех сторон, но он сумел снять с рук и половины лица наклеенный мех. Черная Корова потеряла маску еще внизу. Длинные волосы цеплялись за чужие руки. Ниязи забился между ног армейцев и чувствовал себя более или менее комфортно.

— Ты еще заплатишь за свою измену, — прохрипел Кемаль-шейх. Хрусталики в коже зловеще блеснули. — Дешт любит честных.

— Кто бы говорил об измене? Это ты, а не я работал на Старших Братьях и таскал

им детей. Думал ли ты, что в Кара-Тобе об этом никто